Самарская земская ветеринарная служба Самарские ветеринары стоят во главе тех немногих представителей нашего дела, Вестник общественной ветеринарии, Спб., 1899. № 8 Любая более или менее значимая профессия в России предполагает наличие своего профессионального праздника. Медики отмечают День медицинского работника, учителя получают поздравления в День Учителя, а ветеринары празднуют День работников сельского хозяйства. Сейчас нет, к сожалению, Дня ветеринара. А ведь в XIX веке был в Самаре такой профессиональный праздник и отмечался самарскими ветврачами 14 марта. В этот день они собирались на квартире старшего земского ветеринара Крамсакова, пили кяхтинский чай с коньяком и вспоминали свои первые тяжелые рабочие будни в самарской степи, свою героическую работу, когда, несмотря на мизерную зарплату, на голом энтузиазме они были призваны самарскими земскими властями побороть шквал повальных заболеваний сельскохозяйственных животных в нашем регионе. В середине XIX века жители Самарской губернии не могли полноценно пользоваться услугами ветеринарных специалистов. Ветврачей у нас просто не было. А вместе с тем в губернии свирепствовала чума рогатого скота, сап, сибирская язва и другие заболевания, наносившие экономике края ущерб в миллионы рублей. Земские инициативы в вопросе организации ветеринарной службы в 60-х – 70-х г.г XIX века либо блокировались правительством, либо были непосильны для земства из-за низкой потенции его бюджета. И только лишь 14 марта 1884 г. самарское земство разработало свод правил по борьбе с чумой, и создало, так называемые, «чумные комиссии» для проведения всего одной, казалось бы, простой санитарной меры, – убой больного чумой скота. С этого времени и началась «ветеринарная драма XIX века». В чумные комиссии для убоя чумного скота входили ветеринарные врачи, приглашенные из столицы на постоянную работу, а также священники, земские депутаты и скотовладельцы. Крестьяне не понимали сути и значения проводимых мер, и не позволяли новым земским хозяевам даже приближаться к своим животным. Избиениям со стороны сельчан подверглись шесть чумных комиссий Бузулукского и Бугурусланского уездов. Комиссия Алексеевского чумного участка Самарского уезда в своём протоколе отмечала: «Крестьяне встретили нас с вилами и заявили, что, если мы притронемся к скоту, они заколют нас на месте» [1]. Не только сельское население, но и горожане не желали подчиниться мерам борьбы с чумой. В мае 1884 г. полицейский исправник докладывал, что в городе Николаевске собрался народ более 200 человек. Горожане угрожали ветврачу Семченко, который решил подвергнуть убою больное животное. Ветеринар даже не успел объяснить значение проводимой им меры и был избит до смерти [2]. Применение правил о борьбе с чумой в татарских сёлах столкнулось с ещё большим неповиновением жителей. На татарских территориях уездные управы выбирали священников в члены чумных комиссий, так как служители культа были грамотны и могли полноценно участвовать в работе. Но на практике оказалось, что как только татары видели священника, начинали оказывать сопротивление, утверждая, что их собираются обратить в православную веру. Наиболее показательным происшествием стал «чумной бунт» 1885 г. в деревне Сулеево Бугульминского уезда, красочно описанный Глебом Успенским в статье «Хорошего понемножку». Татарское население трижды изгоняло из своего села чумную комиссию. Затем два раза земство безуспешно пыталось поселить в деревне ветеринарного стражника. Причём каждая попытка оканчивалась стычкой и драками. В конце концов, на место происшествия прибыли губернатор, ветврач Терентьев, три урядника и волостной писарь Цветков. Все урядники и ветеринар были избиты, а в экипаж губернатора кто-то из толпы бросил топор [3]. Огромную роль в борьбе с эпизоотиями сыграли ветеринарные врачи, которые в 1889 году получили свои ветеринарные участки. До этого времени врачи участвовали в чумных комиссиях, выезжая на места возникновения заболевания из уездной управы. Часто ветеринарные специалисты не успевали к открытию действий комиссии в районах и земским уполномоченным приходилось самим производить все убойные операции, сверяясь с брошюрами «о распознавании чумной болезни на скоте». В такой ситуации земство готовит проект организации ветеринарных участков. Ветврач должен был стать близким к населению человеком, а не только чиновником, приезжающим убивать чумной скот. Земский деятель Блеклов писал, что «нигде не складывалось так сильно глубокое недоверие народа к мероприятиям «господ» как в борьбе с чумой. В глазах народа приезд ветеринара только лишний, имеющий своими последствиями разные неприятности». Ветеринару нужно было овладеть доверием сельского жителя к своей фигуре и ко всем ветеринарно-санитарным мероприятиям, проводимым им и земством. Именно поэтому земство определяет ветеринару участок его работы, «сажает на землю». Сначала земский ветеринарный участок простирался от 200 до 300 вёрст, и в период с 1889 по 1902 года практиковалась разъездная система обслуживания скота. Новоузенский ветеринар П. Ефимов писал: «Не успеешь осмотреть 2-3 стада в одном зачумлённом селе, как получаешь заявление, что в другом, отстоящем от меня не менее 20 вёрст, заболевают сразу в 3 - 4 дворах. Едешь туда, проживёшь день два, примешь меры – скачи обратно... Так мыкаешься, не сходя с тележки почти в течение целого дня… и в результате опускаются руки, и остывает всякая энергия, так как чувствуешь, что возложен непосильный труд, выполнить который при всём искреннем желании не хватает никакой возможности» [4]. Как и земская медицина, ветеринария должна была перейти от разъездной системы к смешанной, а затем к стационарной. В 1900 году Самарское губернское земское собрание поставило перед совещанием врачей задачу решить вопрос о радиусе обслуживания ветеринарных участков. С учётом мнения ветеринарных врачей губернское собрание на 38-й сессии 1901 года приняло программу организации ветеринарно-лечебной части, которая предусматривала установить в губернии участковую сеть с радиусом обслуживания не превышающим 30 вёрст [5]. В 1903 году ветеринарных участков стало 41, и участковая ветеринария становится стационарно-разъездной. Помимо этого каждому пунктовому врачу на скотопрогонном тракте также был определён свой участок. Отказ от разъездной системы мотивировался, прежде всего, тем, что «разъездная лечебная деятельность ветеринарного врача совершается исключительно в интересах отдельных личностей в ущерб интересов большинства населения, что противоречит основному принципу земства – уравнительности общественного строя земских повинностей. К тому же разъездная система наименее выгодна и наиболее дорога, как для земства, так и для населения» [6]. С 8 до 14 часов дня ветеринар оказывал приём в амбулатории, а затем делал разъезды по своему участку. В 1904 году число участковых врачей было увеличено до 50. В связи с организацией в губернии широкой лечебной помощи земство и совещания ветеринарных врачей в 1910 г. начинают работу по уменьшению зоны обслуживания ветеринарного участка до 15 вёрст. Новый радиус участка должен был отвечать постановлениям Второго Всероссийского ветеринарного съезда о создании стационарно-амбулаторной системы земской ветеринарии. К 1914 г. число ветеринарных участков было доведено до 71, где по штату имелось 73 ветеринарных врача и 11 ветеринарных фельдшеров за счёт губернского земства и 64 фельдшера, содержавшиеся на уездные земские средства. Самарское земство по числу ветеринарного персонала всегда было на первом месте среди других губерний. Серьёзная полемика в земстве разгорелась по фельдшерскому вопросу [7]. В 1888 г. фельдшеров в губернском земстве было 9 человек, но уже в следующем 1889 г. земство пошло на сокращение 6 фельдшерских ставок. Ветврач А. Алтухов писал: «Работы масса... Присоединить ещё к этому дезинфекцию дворов, хлевов и т. п., которую приходится проделывать самому, так как положиться на фельдшера – это всё равно, что совсем не дезинфицировать» [8]. Увольнение младшего ветеринарного персонала объяснялось тем, что «фельдшеры в деле борьбы с чумой никакой существенной пользы не приносят, в чумных комиссиях они не участвуют, никаких серьёзных мер без ветеринара не принимают» [9]. Оставшиеся на службе три фельдшера состояли при главном ветвраче по командировкам Бесарабове и направлялись к наиболее нуждающимся в помощи ветеринарам. Как отмечал Б. Б. Веселовский, между ветеринаром и стражником земские деятели не нашли места для фельдшеров, и их число на земской службе резко сократилось [10]. И только в связи с началом широкой лечебной деятельности число фельдшеров на участках начинает увеличиваться. Основная задача ветеринарного участка, по мнению земских деятелей, заключалась в создании для земства опоры на селе для эффективных исполнительных действий. Служащие земства сгладили насущную необходимость в мелкой земской исполнительной единице [11]. Наиболее наглядно это явление наблюдалось в организации и работе земского ветеринарного участка. Ветеринарного врача на участке ждало непонимание, невежество, а иногда и «крайнее озлобление сельских жителей». Община жила по своим законам и обычаям, и врач здесь был поначалу чужим человеком. Самарский ветврач Маевский вспоминал, что, приехав на свой участок, он сразу же приступил к своим обязанностям. В первый день он обнаружил одного бычка с явными признаками чумы. Приняв все необходимые меры, Маевский только поздно вечером вернулся на квартиру, которую ему определила земская управа. Ночью ветврач был разбужен сильным шумом. Оказалось, что жители, не доверяя ветеринарному врачу, пытались сами избавиться от всех бедствий с помощью древних обрядов. Универсальным обычаем при появлении чумы было служение молебнов над скотом, а также крёстные ходы «по солнцу». Не менее распространённым обрядом были добывание «живого огня» трением дерева о дерево и прогон через этот огонь больного стада. В Волжско-Камском бассейне и на Средней Волге с чумой «боролись» с помощью языческого обряда «погребение коровьей смерти» или «опахивание чумы». В глухую ночь все женщины селения с распущенными волосами в белых сорочках или совсем голые с дубинами, ухватами, бубенцами шли вокруг селения и сохой проводили борозду, предполагая, что за проведённую черту чума не сможет перейти. Если им навстречу попадалось какое-либо животное, то они тотчас его убивали, думая, что это и есть превращённая «коровья смерть». Ветеринарному врачу было совсем не легко утвердиться на своем участке. Так, например, самарских ветеринаров Фадеева и Полонского связывали, запирали в избе, обкладывали сруб соломой и поджигали. Как справедливо замечал самарский ветврач Дырченков «у ветеринаров 80-х г.г. не было эффективных способов борьбы с повальными заболеваниями, а револьвер не внушал доверия». Долгое время на селе главным врачевателем был знахарь, приносивший огромный вред скотоводству губернии. При чуме крупного рогатого скота знахарями практиковалась постановка скота против ветра для сдувания заразы, обрезание ушей, поголовное кровопускание, подкожная инъекция живой ртути, употребление поваренной соли в виде втирания в ноздри, подача рогатому скоту посоленной чумной кожи для лизания, намазывание дёгтем и пр. Борьба со знахарством на государственном уровне практически не велась. Помимо этого в Саратове и Николаевске даже существовали легализованные специализированные магазины для коновалов и знахарей Горша и Барта, реклама которых размещалась в «Саратовском справочном листке» [12]. Противостоять знахарю и коновалу должен был земский ветеринарный врач. Для достижения этой задачи губернское земское собрание в 1885 г. предписывало ветеринарам, в случае появления неинфекционных заболеваний, ездить на вызовы, когда они свободны от борьбы с чумой. Подача лечебной помощи была совершенно бесплатной, так как плата, по мнению земских деятелей и ветеринарных врачей, являлась вторичным земским налогом на обращающихся в амбулаторию и отталкивала население от помощи врача. Лечение неинфекционных болезней должно было «повернуть» сельского жителя от знахаря к врачу и содействовать эффективной санитарно-врачебной деятельности. Кроме лечения ветеринары старались выполнить любую просьбу скотовладельцев. На земском ветеринарном участке врачам приходилось заниматься кастрацией, ковкой лошадей, принимать роды. Огромную пользу при борьбе с повальными заболеваниями приносила популяризация мер, проводимых ветеринарами. В 1888 году по решению губернского земского собрания было отпечатано 6 000 экземпляров ветеринарных правил. 600 экземпляров были переведены на татарский язык. Правила были разосланы по ветеринарным участкам, уездным управам и волостным правлениям. Перед открытием действий чумной комиссии в сельском пункте ветеринарный врач был обязан зачитывать правила вслух перед всеми жителями. Выпуск брошюр по основам ветеринарно-санитарных знаний, открытие ветотделов в библиотеках Николаевска и Новоузенска, организация публичных чтений в деревнях и селах с использованием проекционного фонаря способствовали популяризации ветеринарных знаний. Да и сами действия чумной комиссии претерпевали изменения в «эстетической стороне вопроса». Участники комиссий докладывали в управу: «Сам процесс убоя топором производит на обывателей тяжёлое впечатление, и, как отмечают ветеринарные врачи, способствует распространению заболевания через заражённую кровь». Поэтому губернская управа в 1885 г. предписывала членам чумных комиссий «строжайше» следовать п. 3. инструкции для чумных комиссий, в которой указывалось, что убой производится посредством укола в затылок с перерезанием спинного мозга без мучений и крови [13]. В 1885 г. губернская управа, основываясь на анализе протоколов чумных комиссий, приходит к выводу, что чума распространяется на местном скоте от скотопрогонных дорог. В такой ситуации деятельность одних только чумных комиссий и ветеринарных врачей не может привести к полной ликвидации эпизоотии. Ещё в 1884 г. правительственный ветврач Терентьев предлагал Бузулукской земской управе устроить земскую кордонную линию. В 1885 г. управа в своём докладе земскому собранию указывала, что для эффективной охраны губернии от проникновения чумы земству необходимо параллельно правительственной кордонной линии создать земскую наблюдательную линию, чтобы в случае проникновения заражённого гурта в инкубационном периоде через первый кордон он мог быть остановлен на втором [14]. Собрание приняло предложение управы и отправило в командировку на границы губернии старшего земского ветврача И. Н. Крамсакова и гласного Бюрно. По проекту Крамсакова-Бюрно в 1886 г. было создано 8 кордонных линий в составе восьми врачей и сорока пяти стражников. В Новоузенском уезде учреждалась земская линия Франкрейх – Модин, на которой находились два ветеринарных врача и десять стражников. Николаевский уезд обслуживали две линии Таловый – Карнауховский и Успенка – Плеханы в составе ветеринарного врача и отряда стражников. В колонии Базель постоянно находился пеший стражник. На линиях Любимовка – Сороки и Александровка – Старо-Тепловский в Бузулукском уезде работали два ветеринарных врача и отряды стражников. По одному врачу и по пять стражников находилось на линиях Бугурусланского, Ставропольского, Самарского уездов. При входе в земскую кордонную линию гуртовый скот встречали конные стражники, которые на протяжении 40 вёрст сопровождали перегоняемое стадо и выявляли больных животных. В первом и последнем пункте кордонной линии гурт проходил проверку ветеринарным врачом [15]. Уже в 1886 г. управа докладывала собранию, что кордонные линии оказали огромную помощь в борьбе с чумой и чумные комиссии лишь один раз столкнулись с заносом чумы через гуртовый скот. В 1887 г. чума была ликвидирована почти во всех уездах, кроме Новоузенского, где вирус появлялся путём заражения от «чумацкого» скота [16]. Поэтому с 1888 г. при земских кордонных линиях создаются карантины, в которых «чумаки» должны были содержать свой скот в течение 21 дня на специально отведённых полевщинах. Помимо устройства земских кордонных линий и карантинов губернская управа по решению совещания ветеринаров 1886 г. привлекает на службу правительственных стражников и ветеринарных врачей некоторых наиболее важных обсервационных пунктов. Ветеринарный врач И. Колесников отмечал, что самарское земство занималось реорганизацией деятельности правительственного пограничного контроля и устраивало лекции для правительственного ветеринарного персонала [17]. Дважды в 1890 и 1892 г.г. в Николаевске и Бузулуке старший земский ветеринар И. Н. Крамсаков и главный ветеринар по командировкам Н. Г. Бесарабов читали лекции о постановке правильного диагноза чумы. Организация земского ветеринарного кордона позволила эффективно противостоять проникновению чумы в Самарскую губернию. Число ветеринарных врачей на земских обсервационных пунктах в 1894 году было увеличено до 12 человек, а стражников стало 111. Решение об увеличении пунктового персонала было принято губернским земским собранием и совещанием врачей 1894 г. в связи с развитием эпизоотии чумы в Астраханской и Саратовской губерниях. С этого времени число пунктовых ветеринаров не изменялось, а дополнительный наём стражников происходил при ухудшении эпизоотической обстановки в смежных губерниях [18]. Создание земских ветеринарных кордонов позволило раз и навсегда оградить Самарскую губернию от эпизоотии чумы. Уже в 1892 году не было зафиксировано ни одного падежа скота от этой инфекции. В центральной ветеринарной печати высоко оценили работу Самарского земства. Известный ветеринарный деятель профессор Туркин в 1896 г. отмечал, что «в своих постоянных заботах об ограждении местного скотоводческого хозяйства от заноса эпизоотий земская ветеринария вынуждена держаться двойной системы организации – участковой и пунктовой. Насколько рациональна подобная система ветеринарной организации, видно из того обстоятельства, что много раз Самарской губернии грозила чума последних лет, кольцом охватившая названную губернию, но не могла прорваться через ветеринарную цепь» [19]. Ветеринарный врач С. Самборский писал: «Постановка надёжного ветеринарно-санитарного надзора внутри и на границах Самарской губернии сделала ветеринарию для земства показательной отраслью хозяйства. Видно, что самарским ветеринарным судном правит опытная и энергичная рука специалиста» [20]. Огромный ущерб экономике губернии наносился эпизоотией сибирской язвы. Систематический убой сибиреязвенного скота в губернии не практиковался, так как сибирская язва в Самарской губернии носила форму апоплексического острого антракса, а постоянная инфекция почвы сибиреязвенным контагием, особенно в северных уездах, где периодически наблюдался падеж скота, обеспечивали постоянно острую эпизоотическую картину [21]. Влажность почвы 60 – 80 % от общей влагоёмкости на севере губернии поддерживала благоприятные условия для жизнедеятельности сибиреязвенного микроба. Антраксные очаги в Александровской, Новокостычевской, Хмелевской, Архангельской волостях и на «баранной дороге» в Ставропольском уезде, Богдановской, Зубовской и Екатериновской волостях Самарского уезда, Могутовской волости Бузулукского уезда в период наивысшего напряжения эпизоотии (май-июль) контролировались ветеринарами эпизоотического отряда [22]. Однако единственной эффективной мерой борьбы с сибирской язвой была вакцинация. В послевакцинный период, когда животных начали ежегодно вакцинировать, в течение 35 лет происходила самостерилизация почв, так как поступление микробов в почву с трупами резко сократилось. В мае 1896 г. в Самарской губернии была проведена профилактиктическая вакцинация против сибирской язвы 7 532 голов скота вакцинами профессора И. Н. Ланге. Через два года данная вакцина, по настоянию ветеринаров И. Ковалевского и И. Крамсакова, была заменена вакциной профессора Л. С. Ценковского, которая была незначительно дороже, но создавала более стойкий и продолжительный иммунитет [23]. Позже в 1905 – 1909 г.г. вакцина Ланге также применялась для проведения прививок лошадям [24]. С каждым годом число привитых животных увеличивалось, и в 1901 – 1905 г.г. вакцинацией было охвачено 150-170 тысяч голов скота. Вместе с введением производства прививок земство в 1897 г. ввело выдачу вознаграждений за павший от прививок скот. Падёж скота ежегодно с 1899 по 1912 г.г. после вакцинации составлял 0,1 % от общего числа иммунизированных животных. Уже в 1899 г. вместо бациллярных вакцин Ценковского начали применять их споровые формы. В 1912 г. вакцина начала культивироваться не на курином бульоне, а на мясопептонном агаре по методике С. Н. Вышелесского, что значительно повысило её качество и снизило до минимума падёж и количество выданных вознаграждений [25]. В 1908 – 1910 г.г. С. Н. Вышелесским и Ф. И. Баутцем была получена активная противосибиреязвенная сыворотка для лечения животных. В 1911 г. сыворотка начала применяться в Самарской губернии. В период 1896 – 1900 г.г. вакцины завозились из Харьковского института и разводились в самарской земской ветеринарно-бактериологической лаборатории. В 1900 г. в лаборатории впервые самарские ветспециалисты сами приготовили 200 000 доз первой и второй сибиреязвенных вакцин Вышелесского. Лаборатория открылась 17 января 1894 г., где находились на службе один лаборант и заведующий лабораторией И. Н. Крамсаков (с 1911 г. П. Д. Фадеев). Ветбаклаборатория располагала четырьмя маслеными микроскопами системы Reichert und Zeiss, двумя термостатами Дарсонваля для культивирования бактерий, маленьким газовым аппаратом, аппаратом Коха для уплотнения кровяной сыворотки, принадлежностями для приготовления питательных сред. В распоряжении лаборанта находился необходимый запас стеклянной посуды, химические вещества, реактивы, набор бактериальных красок [26]. Усилиями лаборанта Петра Войцеховича Жоховского в лаборатории была создана значительная коллекция разводок различных видов микроорганизмов, с которой могли ознакомиться харьковские студенты ветеринарного института, проходившие практику в Самарской губернии [27]. Основным занятием лаборатории долгое время была разводка и приготовление сибиреязвенных вакцин, так как спрос на прививочный материал с каждым годом возрастал. С 1897 г. просьбы о проведении вакцинации подавались уже целыми сельскими обществами. Ф. А. Березов отмечал, что в Самарской губернии наблюдалось отрадное явление – пользу сибиреязвенных прививок начинал сознавать и крестьянин, обращающийся в земство с заявлениями о проведении прививки скоту. Факт этот знаменателен и «наглядно свидетельствует об успехе Самарской ветеринарии в сближении с народом, чего далеко не всем удавалось достигнуть» [28]. По мере поступлений заявлений о прививках из мест, расположенных от Самары не далее одних суток пути, закупоренные разводки вакцин в готовом виде отправлялись из лаборатории со студентами участковым ветеринарам. Когда вакцинация должна была проводиться в отдалённых районах не раньше чем на третьи сутки, то разводки готовились на местах заведующим прививочным делом в походной лаборатории. Главным ветеринарным врачом по прививкам на протяжении многих лет (с 1896 г.) был Николай Михайлович Попов. В 1908 г. при лаборатории был учреждён штат особых нарочных по доставке вакцин и Н. М. Попова губернская управа утвердила в должности второго лаборанта [29]. Позже Николай Попов открыл первую в Самаре частную клинику для мелких домашних животных на Предтеченской в доме Баишева. Самарская земская ветеринарно-бактериологическая лаборатория к 1913 г. была укомплектована передовым оборудованием и химреактивами. В лаборатории имелись восемь микроскопов, которые обслуживались столичным магазином Эрнеста Лейтца. Термостаты и автоклавы были присланы из лучшего в Москве магазина хирургических приборов Погонышева. Хрустальный Николо-Бахметьевский завод князя А. Д. Оболенского обеспечивал лабораторию склянками и пробирками. Химические препараты заказывались в фармацевтическом институте Людовика Вильгельма Ганса, а марля, вата, мыло и кислоты закупались у аптекаря В. Г. Фридберга в Самаре на Панской и Троицкой. Лаборатория выписывала 15 специальных журналов по бактериологии [30], а лаборант Жоховский и заведующий Фаддеев написали 4 книги-руководства для работников лабораторий и участковых врачей [31]. Деятельность ветбаклаборатории с каждым годом всё более расширялась. Так, например, в 1914 г. в лаборатории приготовили 584 352 куб.см. сибиреязвенной вакцины, 11 000 куб.см. сибиреязвенной сыворотки, 9 000 куб.см. I варианта противорожистой вакцины по Коневу и 194 730 куб.см. II варианта, 340 922 куб.см. сыворотки против рожи свиней, 310 000 куб.см. плевропневмонической вакцины и провели 426 бактериологических исследований. Самарская ветеринарно-бактериологическая лаборатория была одной из лучших в России наряду с Харьковской, Казанской и Херсонской, и первой лабораторией, открывшей свои филиалы в уездах (1912 г.) [32]. Земская бактериология внесла значительный вклад в развитие эпизоотологии и санитарной ветеринарии. В 1912 г. из 77 лабораторий, существовавших в России, 30 были земскими [33]. Неменьший ущерб Самарской губернии наносился эпизоотией сапа. Основной задачей ветеринара было просветить крестьянина и склонить его на свою сторону в деле ликвидации этой болезни. Николаевский ветеринар Дорошенко вспоминал, что, прибыв в самарскую степь, вскоре после окончания курса в ветеринарном институте и под свежим впечатлением учения о сапе, он был поражён равнодушием жителей, с каким они смотрят на это заболевание. Не стесняясь ни присутствия врача, ни присутствия чинов полиции, землевладельцы рассказывали о своих сапных лошадях, о том какими средствами они их лечат, к кому из знахарей обращаются. Ветеринарным врачом Колпаковым отмечался случай, когда на сапных лошадях ямщики возили полицейских чиновников. И когда сапная лошадь начинала фыркать и носовая слизь летела по воздуху в лицо сотского, то лишь тогда обращались к ветеринару [34]. Ветврач Дорошенко смог полностью проследить цепочку заражения сапом. По мнению николаевского ветврача сап был только заносной. Самарцы гоняли своих лошадей на ярмарки в Саратовскую и Казанскую губернии. Во время таких миграций животное заражалось сапом. Хозяин, замечавший у себя лошадь с признаками болезни, вёл животное к знахарю, который всыпал в ноздри лошади осьмушку нюхательного табака, бросал кровь и советовал пустить её на отгул в косяк. Сапная лошадь, отданная на выпас, заражала косяк, но сама освобождённая от работы и пользующаяся достатком корма поправлялась. Сап приобретал хроническую форму у лошади. После такого «выздоровления» лошадь продавалась киргизам и татарам на съедение, а кожа барышникам. Самарское земство предписывало ветеринарам ввести строгий контроль над 156 ярмарками и 110 базарами. Большинство выставляемых на продажу животных с 1912 г. подвергалось малеиновой диагностике. Наиболее активно сближение ветеринаров с населением происходит лишь после организации земством планомерной и полноценной ветеринарно-лечебной помощи. Дорошенко писал, что «крестьяне удивлялись совету уничтожить сапную лошадь и, если бы в присутствии сотского не зачитывались обязательные правила по сапу, то они никогда не согласились бы забить скотину». И далее: «Но мне не нужно было удивление общества, а необходимо доверие к моей работе, которое появляется только после удачных случаев лечения других болезней». Сап в Самарской губернии был ликвидирован только в начале 30-х г.г. ХХ века, когда был принят общегосударственный закон о борьбе с сапом. Однако самарские ветврачи были хорошо подготовлены и могли бороться с сапом уже в 90-х г.г. XIX - нач. XX в.в., а самарское земство ходатайствами 1909 – 1912 г.г. о введении общеимперского закона о сапе и всей своей ветеринарно-санитарной политикой показало свою заинтересованность в этом вопросе. Кроме малеиновой диагностики и убоя больных лошадей самарские ветеринары даже пытались найти лечебное средство против сапа. Исследованиями в этой бесперспективной области занимались два ветеринарных врача: коллежский асессор заведующий ветбаклабораторией Пётр Дмитриевич Фадеев и участковый ветеринарный врач Семён Соколов. На их исследования губернская земская управа в 1909 – 1910 г.г. даже отпускала определённые средства. Желание земства побороть сап в Самарской губернии было слишком велико и поиск средств предотвращения этой эпизоотии оправдывал все возможные средства. В 1909 г. Петр Фадеев из Мелекеса был переведён в Самару и здесь в одном из сапных очагов ставил опыты по лечению больных сапом лошадей, которым он заразился и сам. Случай Фадеева стал широко известен, так как Пётр Дмитриевич стал единственным специалистом, который выжил после болезни и описал все её проявления. Пережив самые страшные мучения, Фадеев, крепкий от природы, выжил и продолжал работать много лет. Чуткий, сердечный, прекрасный товарищ и хороший специалист – он оставил о себе память честного, преданного делу врача. Температура 40 градусов, озноб, ринит и сильные головные боли у Фадеева были настолько сильные, что больного не могли согреть в летнее время никакими одеялами и тулупами. Малейший шум в комнате, вплоть до полёта мухи, вызывал ужасное состояние, и больному казалось, что будто бы стреляют из орудия. Такое состояние продолжалось более месяца и больной настолько измучился, что временами просил своего друга ветврача Стржалковского дать револьвер, чтобы застрелиться. Врачи Самары в составе целого ряда консилиумов, не могли прийти к установлению правильного диагноза и всё время подозревали тиф. И лишь когда на груди появились сыпь и абсцессы, Фадеев заподозрил у себя сап. Гной по его просьбе был отослан в самарскую земскую ветбаклабораторию и в петербургскую лабораторию МВД. Интересно, что бывший на курсах в столичной лаборатории ветврач из Благовещенска Егоровский, работавший с культурой, выделенной от Фадеева, заболел и через 15 дней умер в страшных мучениях. Сап у Петра Фадеева был установлен окончательно. После этого Фадеев был отправлен на Кавказ, где для его лечения были применены ртутные препараты и мышьяковистые соединения. Пётр Дмитриевич смог выздороветь, но в течение 15 лет его кровь давала положительную реакцию. До самой смерти (до 1939 г.) Фадеев не переставал работать в лаборатории, так как всегда любил труд и не мог жить без дела... Тяжелая ситуация сложилась и с борьбой против повального воспаления лёгких крупного рогатого скота (ПВЛ). Заболеваемость плевропневмонией с 1881 по 1895 г.г. колебалась от 600 до 6 000 голов ежегодно. Интенсивность заболевания возрастала с запада на восток. Так, например, в Тобольской и Томской губерниях каждый год заболевали тысячи, в Пермской, Уфимской, Оренбургской, Самарской – сотни, в Саратовской и Симбирской до пятидесяти животных ежегодно [35]. Впервые внимание Самарского губернского собрания было обращено на падёж от повального воспаления лёгких в 1887 г., но тогда не было средств на прекращение этой эпизоотии, так как внимание земства и все его финансовые вливания были направлены на борьбу с чумой. В феврале 1893 г. были разработаны и приняты общие правила борьбы со всеми эпизоотиями, по которым основным методом предупреждения ПВЛ в губернии являлся принудительный убой животных без выдачи вознаграждений и карантинирования. После введения такой меры ежегодно регистрировалось до 600 голов заболевшего скота. В 1898 г. совещанием ветврачей цифра в 600 голов была признана заниженной минимум на 30 %, так как население не имело стимула для заявления о начале заболевания скота. Самарское собрание полностью согласилось с выводами съезда и приняло положение об обязательном убое животных с выдачей вознаграждения и проведения строгого контроля на входных обсервационных пунктах. Уже в 1902 г. было зарегистрировано и убито 1067 больных животных. В губернии с 1908 г. широко практиковались прививки против ПВЛ крупного рогатого скота (вакцинировано 7 188 голов). В 1909 г. было привито 12 191 голов, а в 1913 г. – 18 219 голов скота. Падёж скота после прививок снизился до 0,06 % от вакцинированных животных. Результативность прививания скота вакцинами самарской ветбаклаборатории была очень высокой [36], и земство даже предлагало снизить цены на вакцину и пытаться продавать её в восточные губернии [37]. Большую популярность среди земских ветеринаров приобрёл проект самарского ветеринара М. Арнольдова, который попал на страницы «Саратовской земской недели» и журнала «Ветеринарное обозрение» [38]. Арнольдов предлагал ветеринарам Пермской, Симбирской, Саратовской губерний, которые ведут оборонительную борьбу с ПВЛ на своих пограничных пунктах, объединиться с самарскими ветврачами и вторгнуться большим эпизоотическим отрядом в очаг заболевания - Тобольскую, Томскую и Семипалатинскую губернии. «По моему мнению, ждать более нечего», – писал Арнольдов – «пора из оборонительного положения общими силами и средствами перейти в наступательное. В первую очередь нужно взяться за Самарскую губернию, которой при наличности 50 ветеринарных врачей и 56 неблагополучных пунктов в 1908 г. одной не справиться с ПВЛ. Если добиться благополучия в этой губернии, то граница распространения плевропневмонии перенесётся к Оренбургской губернии, и если продолжать работать в указанном направлении, мне кажется, можно достичь полного благополучия по всей Западной Сибири и дойти до Китая, на границе которого и установить кордон, подобный саратовскому и пензенскому» [39]. Естественно, что подобный проект осуществить было невозможно, как и создать общеземское страхование скота, общеземский пенсионный фонд, вести общеимперскую борьбу с сапом. За исключением некоторых, земские объединительные тенденции в корне пресекались правительством. Помимо ведения четкой санитарной политики земство активно занималось организацией лечебной ветеринарии. Деятели органов местного самоуправления ясно понимали, что с точки зрения скотовладельца, особенно крестьянина, всякая потеря животного убыточна, безразлично, пало ли животное от заразной болезни или спорадической. Однако среди ветеринарных деятелей долгое время господствовало мнение, внушаемое им ещё со студенческой скамьи многими известными профессорами, что терапевтическая работа ветеринара в России не имеет значения, благодаря низкой ценности русских животных. Считалось, что лечить скот можно только тогда, когда он превысит по стоимости затраченное на него лекарство и вложенный труд. Земская хозяйственная политика, направленная на повышение благосостояния населения, коренным образом, отвергла тезис о нерентабельности лечения русского скота. Знаменитый нижегородский ветеринарный деятель Н. А. Шадрин заявлял на Первом Всероссийском съезде ветеринарных врачей: «Мы ясно видим, что русский народ настоятельно требует от нас лечения его малоценных животных, поэтому мы, получившие свое общее и специальное образование за счёт народа и труда его животных, нравственно обязаны удовлетворить эту насущную потребность». В 90-е г.г. XIX – начале XX века ветеринару было трудно составить реальную конкуренцию знахарю, так как специалист не имел чистого просторного хорошо оборудованного приёмного зала, операционной, не говоря уже об аптеках. По данным земской статистики из 34 земских губерний в 1905 г. лишь в 24-х имелось 135 более или менее обустроенных лечебниц, то есть из 262 участковых врачей только 135 имели возможность вести амбулаторное лечение. В целях создания условий для плодотворной работы ветеринара на участке появляются амбулатории. В 1901 г. самарское губернское земское собрание приняло программу организации ветеринарно-лечебной части в соответствии с которой, ежегодно в течение трёх лет должно быть построено по семь ветеринарных амбулаторий, а в четвёртый год будет построено ещё три амбулатории, а всего 24. К 1914 г. в Самарской губернии насчитывалось 49 амбулаторий. Лечебница состояла из светлого и отапливаемого манежа для осмотра, диагностики животных и производства операций, изолятора, комнаты для фельдшера или стражника, аптеки, комнаты для врача, бактериологического кабинета. Иногда своим отношением к делу ветеринары достигали того, что сельские общества сами строили амбулатории. Так, например, Дмитрий Иванович Дьячков за свой счёт построил аптеку, так как все медикаменты хранились в сарае и портились. Крестьяне, узнав о том, что ветеринар, не имевший средств на полноценное питание и одежду, накопил денег и отстроил аптеку, прониклись к нему уважением. Уже на следующий год в слободе появилась новая лечебница на собранные крестьянами средства [40]. С годами система подачи ветеринарной помощи изменялась и совершенствовалась. В 1890 г. при губернской Управе было создано ветеринарное бюро (отделение) в составе делопроизводителя, секретаря и старшего ветеринарного врача губернского земства И.Н. Крамсакова (с 1911 г. старшим губернским земским ветврачом стал Н.В. Стржалковский). В обязанности старшего земского ветеринара входило заведование делопроизводством ветеринарного отделения губернской управы: разбором рапортов ветеринарных врачей и протоколов чумных комиссий. Помимо этого старший ветеринар составлял совместно с управой доклады для представления губернскому собранию, производил ревизии деятельности участковых ветврачей, руководил мероприятиями по прекращению «повально-заразных болезней» на местах. Иван Никитич Крамсаков (1852-1913) был определён губернской управой, по рекомендации директора Харьковского ветеринарного института, на должность первого старшего земского ветеринарного врача и проработал в чине надворного советника с 29 марта 1884 г. по 1911 г. Обладая принципиальностью и целеустремлённостью, большой эрудицией в ветеринарных вопросах, он сыграл огромную роль в укреплении самарской ветеринарной службы. С мнением Крамсакова считались все члены управы, уважали его за тот авторитет, который он имел в самарском обществе и среди ветеринарных врачей. Как вспоминал ветврач Дырченков, его высокую фигуру было видно из далека, а зычный голос, гремевший в здании управы, был слышен с улицы. Крамсаков был автором многих знаменитых в Самарском земстве проектов по улучшению организации ветеринарии. Дважды в 1903 г. и в 1910 г. он избирался в президиум Всероссийских ветеринарных съездов, где заседали светила ветеринарной науки. Помимо деятельности ветеринарного отделения самарская губернская управа всегда нуждалась в обсуждении ветеринарных вопросов со всеми специалистами губернии. Уже в декабре 1884 г. управа в проекте правил по организации ветеринарной части полагала, что без «постоянного общения с ветеринарными врачами, без их совета невозможны как координация имеющихся мероприятий по борьбе с эпизоотиями, так и выработка новой стратегии борьбы с повальными заболеваниями». Крамсаков отмечал в своей докладной записке земскому собранию в 1889 г: «Если мы не будем собирать ветеринаров на совещания, то потеряем их на участках. Связь управы со своими служащими должна стать постоянной и обоюдной». На заседания ветеринарных совещаний приглашались члены губернской управы, врачи ветеринарного отделения, ветеринар для производства сибиреязвенных прививок, лаборанты ветбаклаборатории, ветеринарный инспектор, правительственные ветеринары и все участковые врачи. Помимо этого совещания ветеринарных врачей назначали специальных «объясняющих» для разъяснения необходимости и сути принимаемых мер губернскому земскому собранию. Самарские совещания были известны в России как ветеринарные научные конференции. Петербургский бактериолог Соцевич отмечал, что «поистине научными съездами нужно считать только петербургские, московские, костромские, харьковские, казанские и самарские совещания» [41]. Ветеринары самарской губернии занимались научными разработками в области борьбы с сапом и туберкулёзом сельскохозяйственных животных. Совещания ветеринарных врачей смогли рационально направлять работу земских деятелей в создании полноценной ветеринарной системы. От каждого ветеринара на совещаниях ждали новое предложение или совет. Самарский ветеринар Дьячков в письме своему коллеге Стржалковскому писал: «Скоро совещание ветеринарных врачей, надо готовить доклады. Стыдно выступать без них. Что же скажут коллеги, год проработал, а новых мыслей нет». Совещания ветеринаров сыграли неоценимую роль в становлении земской ветеринарии, ветеринарной науки и повышении самосознания врачей. Однако фактической власти ни совещания врачей, ни ветеринарное отделение не имели. В утверждении годовых отчётов, докладов губернскому земскому собранию, в организации губернских совещаний (съездов) ветеринарных врачей, решающую роль играла губернская земская управа. Найм, перемещение, увольнение ветеринарных специалистов находилось также в компетенции управы [42]. Решение неотложных вопросов нередко затягивалось [43]. Ещё в 1890 г. близкий коллега Крамсакова И. Ковалевский писал: «В вопросе о контроле над ветеринарной службой нельзя забывать той очевидной истины, что правильная оценка деятельности специалистов может быть сделана, прежде всего, товарищами по профессии» [44]. Развитие ветеринарной организации в Самарской губернии и рост самосознания ветеринарного «третьего» элемента приводили земских деятелей к мысли, что грядёт время реорганизации служб и изменения правового положения служащих. Руководство ветеринарной службой и контроль за деятельностью ветеринарных работников должны были стать заботой самих ветеринаров. В центральной ветеринарной периодике в первое десятилетие ХХ века из статьи в статью переходит лозунг: «Выборное начало вместо назначения; коллегиальность вместо единоличного управления» [45]. Саратовский старший земский ветеринар Ф. А. Березов на Втором Всероссийском ветеринарном съезде в Москве в 1910 г. отмечал, что земцам пора понять, что «центр тяжести не в хозяине ветеринарной службы, а в создании таких условий общественного служения, при которых земский работник нёс бы перед населением не только личную, но и коллегиальную ответственность. А для этого ветеринары должны иметь возможность влиять на состав организации» [46]. В другой своей знаменитой статье «Об отношении губернских и уездных земств в ветеринарном деле» Березов пишет, что опыт многих земств, вводивших у себя санитарно-ветеринарные советы с правом решающего голоса ветеринаров в вопросах приглашения и увольнения врачей, показал всю несостоятельность опасений, что «рука руку моет». При благоприятных условиях земской работы служащие по найму становятся общественными деятелями, умеющими ставить нужды населения выше узко корпоративных интересов [47]. В Самарской губернии такие условия земской работы были вполне благоприятные. Наша губерния, как район торгового зернового хозяйства, смогла собрать в земских учреждениях настоящих хозяйственников, людей крепкой хватки, а самарские ветеринары были непревзойдёнными энтузиастами своего дела и полностью отдавали себя порученной им работе. Земский участковый ветеринарный врач в Новоузенском земстве Ростовцев отмечал на страницах журнала «Вестник Новоузенского земства»: «Наше главное богатство – хлеб, но на втором месте стоит скотоводство. Если справедливая поговорка гласит, что Россия, бедная, по золоту ходит, нищая – золото ногами топчет, то это золото, частью, представляет и наш скот. Ветеринар же и призван земством, чтобы сделать это золото настоящим достоянием нашего населения» [48]. В Самарской губернии не наблюдалось конфликтов ветеринарных служащих с управами по каким-либо коренным вопросам и ветеринарный коллегиальный совет заработал уже в 1910 году. Ветеринары и управа работали как один слаженный аппарат, а земский ветеринарный бюджет постоянно рос вплоть до 1914 года. Основная доля финансирования ветеринарных мероприятий и самой организации на первых порах легли на плечи скотовладельцев за счет 1,5 % страхового сбора со стоимости их скота. Известный нижегородский ветеринар Н. А. Шадрин отмечал, что «едва ли найдётся такая отрасль земского хозяйства, где бы контроль из губернского или уездного центра за положением дела на местах был так труден и где бы не выступала с такой силой необходимость более действенного контроля со стороны более близких к населению общественных органов, как именно в деле страхования скота». Именно поэтому уже в 1889 г. самарское губернское земство берёт на себя все расходы по предотвращению эпизоотий, ссылаясь на отсутствие земской единицы на волостном уровне и на бесперспективность страхового сбора, который не доходил до губернского земства и числился почти всегда в недоимке. Самарская ветеринарная служба к началу ХХ века смогла создать надёжную защиту слабеющему животноводству губернии. Была полностью ликвидирована чума крупного рогатого скота, налажена борьба с сапом, сибирской язвой, повальным воспалением лёгких и другими заболеваниями. Земские ветврачи планомерно работали над развитием организационной структуры земской ветеринарии, вводили в практику новые методы и средства диагностики, профилактики и лечения животных, несли в деревню ростки новой буржуазной культуры. Ветеринары отдавали все силы, порученной им работе. Энтузиазм этих людей устранял все мыслимые и немыслимые трудности, позволил ветеринарии твёрдой ногой встать на самарской земле и сделал ветеринара самым уважаемым человеком на селе. Павел ПОПОВ |